Так возродилась та, что умерла под ударами палматории, ремня, плетки, раскаленного утюга. Горечь, боль, страх постепенно уходили, забывались, каждая частица существа Терезы восстанавливалась, возрождалась, и вот без тени страха встала, поднялась во весь рост красивая Тереза Батиста, сам мё, сама отвага.

40

Ни Даниэл, ни кто другой не стал свидетелем того, как в девять часов вечера перед колокольным звоном Берта, самая страшненькая из четырех сестер, притащила в темную гостиную Магду и они вместе уселись у окна, прильнув к жалюзи.

– Вот он, смотри, идет, – сказала Берта, вновь, как всегда, почувствовав холод внизу живота.

Спрятавшись за жалюзи, они следили за движущейся темной тенью по улице. Вот молодой человек обогнул угол, вот шаги стали глуше и наконец стихли в конце переулка.

– Он подошел к двери, должно быть, входит.

Магда, как старшая и ответственная за всех четырех, просидела у окна всю ночь, до самого рассвета, и узнала в возвращающемся от Терезы молодом и довольном человеке Даниэла. Ну и подлец! Использовал нас четверых как ширму, очень удобное прикрытие, чтобы обвести вокруг пальца Жустиниано Дуарте да Роза и весь город, а сам проводил ночи с девчонкой из лавки, наложницей самодовольного капитана. «Ни одна, видите ли, не осмелится его обмануть». Конечно, мерзавец подкупил Шико Полподметки несколькими бутылками кашасы, а чтобы обеспечить себе такую безопасность, воспользовался их доброй дружбой, верой в его искреннее чувство, наконец, богатым столом её, Амалии, Берты и Теодоры, о которых судачат на всех углах местные кумушки и поднимают сестер на смех, тогда как девчонка капитана чувствует себя с ним в постели вполне достойно.

В коллеже Магда всегда славилась каллиграфическим почерком и даже получала премии, однако на этот раз ей пришлось показать свои способности и в печатном шрифте, так, во всяком случае, ей посоветовала, и вполне благоразумно, Понсиана де Азеведо. В этой нашумевшей истории на долю Магды – старой девы – выпала лишь одна радость: возможность написать своей рукой не употребляемые приличными сеньорами и девицами слова – рогоносец, дерьмовый жиголо, шлюха, ах, шлюха, потаскуха!

41

Утомленная любовью Тереза уснула. Покуривая сигарету, Даниэл думает, как бы объявить ей о неизбежном отъезде в Баию, на факультет, в кабаре, к товарищам по курсу и друзьям по богемной жизни, к старым сеньорам и романтическим девицам. «Потом я за тобой пошлю, дорогая, не беспокойся и не плачь, главное, не плачь и не жалуйся на судьбу, только вернусь в Баию, займусь твоим вызволением». Досадно, но ничего не поделаешь, придется пережить неприятные минуты. Даниэл ненавидит сцены прощаний, разрывов, жалоб и слез. Это всё испортит их последнюю ночь, но, может, стоит всё это сказать в последний момент, когда на рассвете у двери даст ей прощальный поцелуй?

А может, умнее оставить всё это на завтра, когда он появится в магазине, чтобы проститься со всеми сразу – срочный, не дозволяющий задержек вызов в университет, если он не уедет сразу, то потеряет год учебы, он должен уехать первым поездом, но это ненадолго, максимум на неделю. А что если в ответ Тереза поймет, что её предали, поднимет шум, устроит ему скандал в присутствии Шико Полподметки и приказчиков? Что сделает верный хозяину охранник, когда он узнает, что в отсутствие капитана, но у него на глазах капитану наставили рога? Ведь благодаря хлопотам капитана он, Шико Полподметки, будучи приговоренным к смерти за совершенное преступление, избежал её. Пожалуй, лучше уехать, ничего не сказав. Подлость, конечно, и очень большая, ведь девчонка простодушна и доверчива, слепа от страсти, принимает его за спустившегося с неба ангела, а он возьмёт и потихоньку смоется, не сказав последнего «прости». А что еще он может сделать? Увезти её в Баию, как обещал? Нет, об этом и думать нечего, такое безумие ему и в голову не приходило, и говорил он это только потому, что не способен слушать жалобы, плач, разговоры о самоубийстве.

Голос Жустиниано Дуарте да Роза поднял Даниэла с постели (одним прыжком он оказался на ногах) и пробудил Терезу. Капитан стоит на пороге, на его запястье плеть из сыромятной кожи, под расстегнутым пиджаком – кинжал и немецкий револьвер.

– Сука поганая, я тебя проучу, долго ждать не придётся. Или уже забыла об утюге? Теперь я поставлю тебе клеймо хозяина – ты сама утюг раскалишь. – И капитан зло, отрывисто рассмеялся. Смех капитана – роковой приговор.

У стены стоит онемевший от страха, бледный, трясущийся Даниэл. Повернувшись спиной к Терезе, капитан – у него еще будет время заняться шлюхой, сейчас ей есть о чем подумать – о раскаленном утюге, – капитан делает два шага и бьет по лицу Даниэла, у которого тут же хлынула изо рта кровь: пальцы Жустиниано Дуарте да Роза унизаны перстнями. Перепуганный Даниэл вытирает лицо рукой, видит кровь, всхлипывает.

– Сукин сын, французская собачка, лизун дерьмовый, как ты осмелился? Знаешь, что ты сейчас будешь делать для начала? Да, для начала… – повторил он. – Будешь лизать и сосать мою палку, и все и здесь, и в Баии об этом узнают.

Он расстегивает ширинку, вынимает свое хозяйство. Даниэл плачет, готовый ко всему. Капитан взмахивает плетью, плеть приходится на почки. Плеть в крови, слы­шится звериный вопль. Студент сгибается, опускается на колени, мочится.

– Соси, мерзавец!

Снова капитан поднимает плеть, плеть свистит в воздухе – ну, будешь сосать или нет, сукин сын? Даниэл глотает оскорбление, плеть, свистя, поднимается в воздух, вынуждает Даниэла подчиниться, как вдруг капитан чувствует удар ножа в спину, холодное лезвие и горячую кровь. Он поворачивается и видит Терезу, рука с ножом поднята, глаза горят, красота ослепительна, ненависть безмерна. Где же страх, где уважение, кото­рому она обучена?

– Брось нож, мерзавка, ужель нет страха, что я прибью тебя?! Что, всё забыла?

– Страх кончился! Страху пришел кснец, капитан!

Вырвавшийся на свободу крик Терезы достиг небес, разнесся по округе на многие легуа, пошел по дорогам сертана, докатился эхом до берега моря. В тюрьме, ис­правительной колонии, пансионе Габи теперь будут звать её Тереза Страху Пришел Конец; из многих данных ей в жизни прозвищ это было первым.

Капитан видит её, но не узнаёт. Это ведь Тереза, без сомнения, Тереза, но не та, которую он укротил, подчинил своей воле, вселил в её душу страх и послушание – без послушания что станет с миром? А совсем иная, только что родившаяся Тереза Страху Пришел Конец, совершенно другая, она кажется старше, точно выросла и расцвела под зимними дождями. Та же и другая! Сколько раз он видел её обнаженной и на матраце под плетью, и на супружеской постели, но сейчас наго­та её иная, тело Терезы отливает медью, такого не касалась рука Жустиниано Дуарте да Роза. Уезжая в Баию, он оставил девочку, а вернулся – и нашел женщину, оставил рабыню в страхе, а нашел женщину без страха. Она осмелилась его обмануть и должна умереть, но прежде он пометит её, как скотину, своим клеймом. Течет кровь из спины капитана, он весь горит, какое-то жжение и острое желание поднимаются к груди, и, может быть, в последний раз для него.

Жустиниано Дуарте да Роза, капитан Жусто, для доны Брижиды – Боров, худший из чудовищ ада, бросает Даниэла и кидается к Терезе. Воспользовавшись случаем, голый Даниэл с рыданиями выбегает на улицу и прячется в особняке сестер Мораэс. Жустиниано наступает на Терезу, пытается схватить её, подмять под себя, взять силой, разорвать внутренности, прижечь их каленым железом, сжать ей горло и задушить в момент наслаждения. Он сгибается, Тереза выворачивается и всаживает в него нож для резки вяленого мяса.

ABC [31] Терезы Батисты, сражавшейся с черной оспой

А

Ах, друг, друг, – звучит мягко, ласкает слух, так вот разрешите мне, друг, прямо, без утайки сказать вам: у вас после каждого глотка кашасы поток вопросов. А не кажется ли вам, что всяк имеет право жить так, как ему хочется, и никто не должен совать свой нос в чужую жизнь?!