В гавани уже все знали задаваемые ею вопросы: о панамском корабле «Бальбоа» и ушедших на нем баиянцах. Где они сейчас?

С помощью капитана Гунзы она нашла «Цветок Вод», он стал теперь собственностью шкипера Мануэла, старого моряка, переименовавшего его в «Стрелу Святого Жорже». Жена Мануэла, Мария Клара, заметив, что смуглая девушка с отсутствующим видом пытается найти в пропитанном морской солью дереве тепло рук Жануарио, сказала:

– Поверь, он вернётся. Я закажу эбо для Иеманжи.

Помимо флакона духов и широкого гребня для расчёсывания волос Иеманжа, богиня моря, попросила пару цесарок и белую голубку, чтобы выпустить её над мо­рем.

8

В «Цветке Лотоса» и в заведении Тавианы Тереза познакомилась со многими девушками и подружилась с некоторыми из них. После схватки с Николау Живоглотом, агентом полиции нравов, живущим припеваючи за счёт дна баиянского общества, имя Терезы стали произносить с уважением. Случалось, что Тереза завтракала в Пелоуриньо в доме Аналии, которая была родом из Эстансии, или в доме негритянки Домингас и Марии Петиско в Баррокинье.

Молодая и крепкая мулаточка Мария Петиско, запальчивая, проказница, смешливая и ещё больше плаксивая и влюбчивая – что ни неделя, то увлечение, – и непостоянная в увлечениях, была спасена Терезой Батистой от рук, вернее, от кинжала испанца Рафаэля Ведры.

Во вторник вечером, когда в кабаре было мало народа, Тереза сидела, беседуя, за одним из столиков в глубине зала, где обычно женщины ждут приглашения потанцевать или выпить; вдруг ворвался горячий испанец из Виго, весь в чёрном, пылающий ревностью к неверной сарацинке. Всё произошло, как в аргентинском танго, как и подобает происходить с быстро разгорающейся и тут же гаснущей любовью.

– Проклятая сука!

Рафаэль поднял кинжал, Мария Петиско испустила крик ужаса, Тереза тут же бросилась ей на помощь. Отведенный Терезой кинжал скользнул по плечу девицы, кровь брызнула, и этого оказалось достаточно, чтобы отмыть иберийскую честь и остановить карающую руку взбешенного ревнивца.

Сбежались мужчины и женщины, поднялась суматоха. В подобных случаях всегда находится любитель вызывать полицию, обычно это тип, который не имеет никакого отношения к делу, встревающий из желания выделиться или повинующийся инстинкту доносчика. Марию отвели в одну из комнат верхнего этажа, за ней пошли многие, зал опустел. Этим воспользовалась Тереза, чтобы помочь скрыться мстителю, который разразился рыданиями и стал раскаиваться перед перспективой попасть в полицию, тюрьму, под суд.

– Дуй отсюда, сумасшедший, пока ещё есть время. Найдёшь место, где спрятаться?

У него были родственники в Баии. Отшвырнув кинжал, он бросился вон и исчез в одном из переулков. Полиция, точнее, полицейский явился полчаса спустя, когда всё утихло и никто ничего не мог сказать ни о кинжале, ни о преступнике, ни о жертве. Похоже, тому, кто позвонил в полицию, хотелось и над ней подшутить. Хозяин кабаре открыл бутылку пива со льда для полицейского, чем всё дело и кончилось.

Жертва же была доставлена позже в Баррокинью Терезой и Алмерио и препоручена помощнику фармацевта, который оказывал ей медицинскую помощь, естественно, в такой час уже будучи навеселе, в которого она тут же влюбилась.

– Сладенький… – шептала несостоявшаяся жертва, закатывая глаза. Он был из Санто-Амаро-да-Пурификасан, где плантации сахарного тростника, а для Марии Петиско красивый мужчина значит – сладенький.

Спустя два дня она вновь появилась в «Цветке Лотоса», но уже в компании этого помощника фармацевта и танцевала с ним весь вечер. Это будучи-то на работе, ну, без царя в голове, ничего не скажешь.

Вот Рафаэль и решил пустить в ход кинжал, когда увидел Марию в постели с другим в свободное от работы время, так сказать, не за деньги, а по любви. Но, если верить настойчивым слухам, то Мария Петиско наставляла рога испанцу (как и всем прочим) вовсе не с живым существом: Ошосси и Огун, эти два кума частенько наведывались в Баррокинью, ну, а если точно, то раз в неделю к Марии Петиско и негритянке Домингас. Но ни Терезе, ни кому другому установить истину не удалось – и та и другая ничего не сказали.

Однако, по чёткому мнению Алмерио, понимающему в этих хитросплетениях, вполне возможно, что это был не первый раз, когда в постели новобрачных случалось бывать ориша, которые наставляли ветвистые рога как мужьям, так и возлюбленным. Такие вещи бывали. Вот, например, случай с Эуженией, торговкой мингау у Семи Ворот, надо сказать, замужней. Бог Шанго не удовлетворялся, посещая её по пятницам, и запретил ей всякие сношения с мужем. Рогоносец согласился. А вот с Дитиньей был и смех и грех. Влюбился в неё Ошала и не вылезал из её постели, но, как только уходил, приходил Нанья Буроко и бил её что было мочи. Ах, эти невидимые миру побои, кто их получал, знает, сколь они крепки, заключал Алмерио, которого слушали с уважением и вниманием.

9

Какое-то время спустя после происшествия с испанцем Рафаэлем Тереза зашла к Марии Петиско позавтракать и нашла её не похожей на себя саму. На плече-то только маленький шрам и остался, а вот куда делись весёлый смех, беззаботность, шумная радость – всё, что приносило ей успех? Лицо замкнутое, озабоченное. Да не только у неё, но и у негритянки Домингас, Доротеи и Пеконоти, да и у Ассунты, хозяйки заведения. Ассунте, сидевшей во главе стола, похоже, не шёл кусок в горло.

– Что это с вами?

– Это не только с нами, а со всеми такими, как мы. Нас выселяют из припортовой зоны, ты разве не слышала? На следующей неделе, если захочешь поесть с нами, придётся тебе идти к чёрту на кулички, – отве­тила Ассунта. У неё было плохое настроение.

– Что это за история? Я ничего не слышала.

– Сегодня с утра пораньше Живоглот и Кока ходили из дома в дом, оповещая, чтобы все собирали своё барахло, будут выселять, – сказала Мария Петиско.

– Дали неделю срока. В понедельник выселят. – Голос Ассунты был усталым и резким.

У негритянки Домингас голос был, как всегда, низкий и ласковый:

– Говорят, всех выселят. Вначале отсюда, потом из Мисаэла, Портас-до-Кармо, Пелоуриньо, ну, всех девок…

– А куда?

Ассунта от злости чуть не подавилась.

– Вот это-то самое худшее, в самую что ни на есть дыру в Нижнем городе, на Ладейру-до-Бакальяу, гнусное место. Там уже давно никто не живёт. Я ходила туда, место хоть плачь!

Женщины пили пиво и молча жевали. Ассунта сказала:

– Похоже, хозяева тех домов – родственники полицейского инспектора Котиаса и пользуются его покровительством. Дом в плохом месте, протекает, что можно взять за него? А для таких, как мы, сойдёт, да ещё заломят цену. Это всё проделки полицейского участка.

– Стервятники.

– И что же, будете переезжать?

– А что делать? Разве не полиция – хозяин?

– Неужели нет выхода? Надо жаловаться, протестовать!

– Жаловаться?! Кому? Ты видела, чтобы такие, как мы, имели право жаловаться? Если будешь протестовать, то схлопочешь трёпку.

– Это же произвол, надо что-то делать.

– А что можно делать?

– Не переезжать, не двигаться с места.

– Не переезжать? Похоже, ты не знаешь нашей жизни. Мы ни на что не имеем права, нет, имеем – право страдать.

– И притом молчать, а то заработаешь тюрьму и побои.

– Ты этого не знаешь? Для тебя это новость?

10

Кто не знает, так знайте раз и навсегда: у проститутки прав нет никаких, проститутка создана для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам, получать установленную плату – и всё. Сверх этого – на орехи: от хозяина кафе, от жиголо, от полицейского агента, инспектора, солдата, преступника и властей. За грехи или добродетель. Неважно. Проститутка всегда виновата и попадает в тюрьму; кто хочет, тот может плевать ей в лицо. И безнаказанно.

Сеньор – защитник народных прав, ваше имя известно из газет. Так вот, скажите мне, сделайте милость, хоть раз в жизни вы подумали о проститутках, исключая, конечно же, те позорные случаи, когда ради развлечения и получения удовольствия ложились с ними в постель, как того требует инстинкт? Позорна ведь постель, презренна плоть, инстинкты низменны, по мнению всего света.